РАССКАЗЫ СУДМЕДЭКСПЕРТА - Страница 54

Ожил. Наверное в последний раз. После трёх фибрилляций, одной электрошоковой дефибрилляции, двух непрямых массажей, а также трёх (ТРЁХ!!!) часов кардиопульмональной реанимации с искусственным водителем ритма, когда в организм влито и вколото всё возможное, что стоит на снабжении в нашей армии, а возможно и в других армиях вероятных и не очень противников… После всего этого за жизнь рядового Гогабелидзе никакой опытный реаниматолог и гроша ломанного не даст. Это конец. Ещё один срыв и пожалуй из клинической смерти уже не вывести. Послали санитарку за ключом от "холодной палаты", что без окон и батарей, куда вперёд ногами отвозят отреанимировавшихся. Потом придёт машина, заберёт тело под простынкой на кафедру Патанатомии…

Но видать в последний момент Бог чего-то передумал и послал ангела к рядовому Гогабелидзе. Сердцебиения с водителя ритма стали срываться всё реже и реже, а вот и не срываются больше… Через некоторое время можно попробовать и сам пейсмейкер выключить. Нет-нет, о том чтобы его вытащить и разговора нет, просто на время отключить. Но не сразу. Потихоньку уменьшим мощность сигнала… Та-аак! А сердце-то, как у здорового — смотри какая красота, 78 ударов в минуту. Вроде и не было многочасовых реанимационных мероприятий. Теперь и вправду можно убрать поддержку. Отлично! Бьётся без изменений ритма. Посмотрим, если ещё пару часов пройдёт без сбоев — вытащим зонд, ни проволока, ни наконечник внутри сердца его хорошей работе ведь никак не способствуют. Не электрической работе — механической, они же через клапана туда запущены, клапана плотно не закрываются, кровь назад бьёт. А ведь на зонде ещё может тромб образоваться. Тоже дело неприятное — оторвётся, забьёт какой-нибудь лёгочный сосуд, инфаркт лёгкого гарантирован. Но ничего не случилось, и пейсмеркер благополучно вытянули.

На следующее утро нашего грузина было не узнать — сидит на кровати, улыбается. Обход профессора, тут солдафонщина не к месту:

— Доброе утро! И так, молодой человек, на что жалуемся? На что-о? На лёгкую боль в горле и намятую грудную клетку? И всё-о?

— Да, всё.

— Хотели ли вы совершить самоубийство?

— Ныкак нэт!

— А какой яд и с какой целью приняли?

— Ныкакой!

— А может наркотики? Ну честно — кокаин, метамфетамины?

— Ныкак нэт!

— Ну так что с вами случилось, что вас едва с того света вытащили?

— Забалэл. Пашёл ка варачу. Гад патрул саказал, что я бухой. Далше нэ помню. А как тот дзэвушка зовут, что мнэ укол дэлал?

— Извините..?

— Тот дзевушка как зовут? Пазанакомиться хачу!

— Коллеги! Как вы видите, больной абсолютно неясный, но стрмительно идущий на поправку! Пройдёмте в ординаторскую, обсудим диагноз…

В ординаторской хоть и гадали всей кафедрой, но не выгадали даже путного предположения. Больной после интенсивнейшей реанимации и без диагноза. Конечно в историю болезни какую-то муть записали. Для прокурора, не для себя. Положено ведь хотя бы предварительный диагноз иметь. Кровь, мочу, мокроту, пот и кал на анализ. Причем насчёт кала и мочи — собрать всё, что выделится. Когда собирали анализы, больной уже вовсю просился выйти в туалет покурить. Рано ещё. Вот сходишь по большому в стульчак, тогда дадим тебе сигаретку…

Покакал Гогабелидзе. Стул нормальный, оформленный, как в таких случаях пишут в историях болезней. На вид ничего не обычного, хотя накануне он похоже какие-то зёрнышки ел. Для вишни малы, для крыжовника или малины велики. И не кукуруза, и не семечки… Сложили какашки в банку, закрыли поплотнее и поставили в холодильник, пока другие анализы не придут. Пришли анализы. В моче — только следы того, чем его всю ночь кололи. В общем, коктейль с медицинальной прописью. В крови тоже микстура, но кое-что интересное вырисовывается — присутствие дитерпиноидных алкалодов.

Яды это такие. Редкие яды, даже очень. Алкалоиды эти синтетически не производятся, все они сугубо растительного происхождения. И не одно из растений, чтоб содержало хоть что-то подобное, не растёт в Ленинградской области. Тут-то и вспомнили о какашках. Наковыряли из них косточек, отмыли, сложили в чистую колбу и отправили полковнику Тумке на кафедру Медицинской Биологии. Поглядел доцент Тумка на ягодки и понял что это — это семена тиса. Их на весь мир всего два близких вида и оба встречаются на территории России — Taxus cuspidatа, или японский тис, растёт в дальневосточной тайге — на Сихотэ-Алине и в южном Приморье, а вот Taxus buccata, или тис ягодный, растёт на Кавказе. У японского тиса ягода тоже есть, более того между собой виды настолько похожи, что с лёту простому полковнику-биологу различить их по семенам невозможно. Даже для экспертов-ботаников такая работа весьма затруднительна. Делать нечего, пришлось полковнику в гражданское заведение на поклон идти — в Университет, посмотреть биологические коллекции, в частности семян хвойных деревьев.

Все думали, что тис безусловно окажется с Кавказа. Версия простая — привёз за каким-то Гогабелидзе этой дряни с собой и за каким-то её нажрался. Да не тут то было — тис оказался японской разновидности. В Уссурийской тайге грузин отродясь не бывал, посылок от туда не получал, и никто из его сослуживцев с тех мест не призывался. Вообще-то грузину определённо повезло — хоть и похожи эти деревья как близнецы-братья, но токсичность японского тиса раза в два ниже его кавказского сородича. Если бы тот проглотил столько же семян тиса ягодного, то медицина бы оказалась бессильна.

Стали допрашивать его сослуживцев. Ну кого в первую очередь — земляков, конечно. Военный следак дело знает — берёт каждого на пушку, мол мы среди вас вычесляем подозреваемого в умышленном отравлении боевого товарища, а поэтому в ваших же интересах колоться обо всём, что знаете и слышали. И вот один из его сородичей всё и рассказал: